Стивен Хаф: Маленькая ночная серенада
Пианисты — ночные животные, нравится им это или нет. Стивен Хаф объясняет, почему ночь представляет собой вдохновение для его последнего CD
Пианист работает в течение дня, практикуясь в своей студии. Но, тем не менее, мы вкушаем их плоды в вечернее время, и пианисты в целом ночные животные, несмотря на случайные дневные спектакли или утренние концерты. Мы должны прийти к жизни, полной боевой готовности после наступления темноты. Это не только потому, что наши зрители заканчивают свою работу уже в сумерках, мы здесь, чтобы обеспечивать развлечение, и есть что-то опасное в эмоциях, которые открывает в нас хорошая музыка, которая нуждается в прекрасной тайне тьмы для лучшего воздействия. Огни рампы могут светить на человека, сидящего за роялем, но женщина, сидящая в ряду Д, нуждается во мраке для того, чтобы полностью сконцентрироваться на переживаниях, которые рождает музыка.
Я только что выпустил компакт-диск под названием «In the Night» и все пьесы в нем имеют какое-то отношение к концу дня со всеми своими последствиями: таинственностью, волшебством, творчеством, ставшими навязчивой идеей для очень многих художников, поэтов и музыкантов 19-го века.
Шуман начинает сольный концерт, миниатюрный шедевр из его «Фантастических пьес» соч. 12, подводя итоги духа эпохи. «In the Night» предлагает опуститься под землю, под воду, оказаться в окружении тьмы, и Шуман над всем этим является композитором, которому наиболее комфортно в лесу. Ночью, в листве его богатого воображения редко есть время для сна.
Мы не можем смотреть на всевидящее солнце, которое слепит и заставляет постоянно моргать, но мы можем смотреть на луну — в небе или на поверхности озера. Бетховен не назвал свою сонату «Quasi una fantasia» оп. 27 номер 2 «Лунной сонатой», но этот словно маслом написанный романтический образ так и застыл в ней еще со времен викторианской эпохи.
По иронии судьбы туманный двигатель его первого движения и медлительная гармония все более наводят на мысль о более позднем периоде, раннем импрессионизме или даже Новой Эре; но последнее движение бури арпеджио и мерцаний молний с помощью акцентов пересекает четкий порог между классической сдержанностью и романтической дикостью. Это движение почти постоянно в минорном тоне — от перенапряжения в течение длительной ночной верховой езды, что напоминает демонического «Лесного царя» Шуберта.
